Он был хорошим, но не был отмечен
славой, деньгами и девами юными.
Пил алкоголь – отравлял себе печень,
пел. Посыпал мою голову рунами.
Он одевался в одежды неброские,
вечно спешил и имел ребенка.
Слушал по радио Вайля и Бродского.
Очень хотел завести котенка.
Был он постарше. Но не на много.
Жил не богато, но и не в бедности.
Часто казалось – не верил в Бога
то ли по глупости, то ли из вредности.
Сбитые сливки любил и подарки,
женщин всегда приглашал к обеду.
Письма писал без единой помарки,
знал астрологию и Кастанеду.
Он не был жадным, скорей – бережливым,
в жизни не выбросил лишней тряпки.
Мог показаться слегка ленивым,
но не домашним, как бра и тапки.
Был обаятельным, непритязательным,
свойство имел исчезать надолго.
Так вот однажды ушел к приятелю
и затерялся, как в стоге иголка.
Сознанье того, что не встретимся
трезвит, как водка.
Нужные люди вертятся
в круге твоем. Вот как.
А я появлюсь случайно –
исчезну быстро.
Роман наш кофейно-чайный
за гранью смысла.
Ну что ж, пожую, да выплюну.
Цена – целковый.
Прочту до конца, как Библию
словарь толковый.
Не надо смотреть так вежливо,
я – негодяйка.
Хорошая. И по-прежнему
себе хозяйка.
Хотите, для Вас разломаю дом,
если он будет ничей?
Или, хотите, сверстаю том
Ваших пустых речей?
Может, Вам нравится суета?
Давайте откроем чат.
Хотите, для Вас разбужу кота?
Коты иногда кричат.
Может, хотите вина и т.д.,
или желаете спать?
Может, поставить для Вас «ДДТ»
и на столе сплясать?
Может, хотите отведать рагу,
налима или линя?
Вы извините, я дать не могу
больше, чем есть у меня.
Мысль проста, как, прости, штукатурка:
быть в постели с тобой – это роскошь.
О руках вспоминает куртка,
а владелец ее о розгах.
Два бумажных крыла повесы –
неизвестная птичья порода.
И упрямство ее не лезет
ни в какие твои ворота.
Даже если их маслом намажешь –
изнутри все равно болотно…
Я уйду, и ты мне помашешь
и напишешь свои полотна.
Итальянский квартал на марше.
Все участники в отупеньи.
Мне мечтать о тебе и дальше,
что мыть лестницу с нижней ступени.
Сказать «Не люблю Новый год» –
это будет неправда.
Иногда даже взрослым дарят подарки
за их проделки.
Салат «Оливье» забавляет,
как чтение Плавта,
но еще веселее под утро на кухне
помыть тарелки.
Я помню, когда-то нам очень хотелось
елку и праздник,
поселиться в провинции где-нибудь
возле залива.
Так и случилось. Но берег большой,
и мы оказались на разных
его сторонах, практикуя свою независимость
столь учтиво.
Прости, я не жду тебя в гости,
ибо мне это чуждо.
Я лучше возьму почитать
«Большую элегию Джону Донну».
Мне кажется, кто-то из нас сошел с ума,
хотя бы уже потому что
твой голос по радио слышится чаще,
чем по телефону.
Да и я хороша, ведь за всю эту зиму –
ни разу
ни звонка, ни печатного слова. Дела.
И не знаешь, за что хвататься
(в изучении, скажем, санскрита).
А теперь, отправляя message, я вижу
чудесную фразу:
«Приложение выполнило недопустимую операцию
и будет закрыто».
Не коньяк, но коньячный напиток,
хотя результат не хуже –
выпивали. Им был перегружен
круглый стол с новогодних открыток.
Болтовня, что на самом деле
все ж является частью словесности –
декаданс – хороша по трезвости,
как отгул посреди недели.
Но общаясь возвышенным стилем,
каждый раз обивала пороги
этой местности – genius loci, –
изучая стаканы, или
собутыльника, так вернее.
И прекрасно читала письма
по утрам после чая «Лисма» –
подивился бы сам Вермеер
и услужливый почтальон.
Хорошо, что, по крайней мере,
существуют входные двери
для того, чтобы выйти вон.
Эти встречи – такая ссуда
под залог непростой привычки –
уезжать на дневной электричке,
дребезжа, как пустая посуда.
славой, деньгами и девами юными.
Пил алкоголь – отравлял себе печень,
пел. Посыпал мою голову рунами.
Он одевался в одежды неброские,
вечно спешил и имел ребенка.
Слушал по радио Вайля и Бродского.
Очень хотел завести котенка.
Был он постарше. Но не на много.
Жил не богато, но и не в бедности.
Часто казалось – не верил в Бога
то ли по глупости, то ли из вредности.
Сбитые сливки любил и подарки,
женщин всегда приглашал к обеду.
Письма писал без единой помарки,
знал астрологию и Кастанеду.
Он не был жадным, скорей – бережливым,
в жизни не выбросил лишней тряпки.
Мог показаться слегка ленивым,
но не домашним, как бра и тапки.
Был обаятельным, непритязательным,
свойство имел исчезать надолго.
Так вот однажды ушел к приятелю
и затерялся, как в стоге иголка.
Сознанье того, что не встретимся
трезвит, как водка.
Нужные люди вертятся
в круге твоем. Вот как.
А я появлюсь случайно –
исчезну быстро.
Роман наш кофейно-чайный
за гранью смысла.
Ну что ж, пожую, да выплюну.
Цена – целковый.
Прочту до конца, как Библию
словарь толковый.
Не надо смотреть так вежливо,
я – негодяйка.
Хорошая. И по-прежнему
себе хозяйка.
Хотите, для Вас разломаю дом,
если он будет ничей?
Или, хотите, сверстаю том
Ваших пустых речей?
Может, Вам нравится суета?
Давайте откроем чат.
Хотите, для Вас разбужу кота?
Коты иногда кричат.
Может, хотите вина и т.д.,
или желаете спать?
Может, поставить для Вас «ДДТ»
и на столе сплясать?
Может, хотите отведать рагу,
налима или линя?
Вы извините, я дать не могу
больше, чем есть у меня.
Мысль проста, как, прости, штукатурка:
быть в постели с тобой – это роскошь.
О руках вспоминает куртка,
а владелец ее о розгах.
Два бумажных крыла повесы –
неизвестная птичья порода.
И упрямство ее не лезет
ни в какие твои ворота.
Даже если их маслом намажешь –
изнутри все равно болотно…
Я уйду, и ты мне помашешь
и напишешь свои полотна.
Итальянский квартал на марше.
Все участники в отупеньи.
Мне мечтать о тебе и дальше,
что мыть лестницу с нижней ступени.
Сказать «Не люблю Новый год» –
это будет неправда.
Иногда даже взрослым дарят подарки
за их проделки.
Салат «Оливье» забавляет,
как чтение Плавта,
но еще веселее под утро на кухне
помыть тарелки.
Я помню, когда-то нам очень хотелось
елку и праздник,
поселиться в провинции где-нибудь
возле залива.
Так и случилось. Но берег большой,
и мы оказались на разных
его сторонах, практикуя свою независимость
столь учтиво.
Прости, я не жду тебя в гости,
ибо мне это чуждо.
Я лучше возьму почитать
«Большую элегию Джону Донну».
Мне кажется, кто-то из нас сошел с ума,
хотя бы уже потому что
твой голос по радио слышится чаще,
чем по телефону.
Да и я хороша, ведь за всю эту зиму –
ни разу
ни звонка, ни печатного слова. Дела.
И не знаешь, за что хвататься
(в изучении, скажем, санскрита).
А теперь, отправляя message, я вижу
чудесную фразу:
«Приложение выполнило недопустимую операцию
и будет закрыто».
Не коньяк, но коньячный напиток,
хотя результат не хуже –
выпивали. Им был перегружен
круглый стол с новогодних открыток.
Болтовня, что на самом деле
все ж является частью словесности –
декаданс – хороша по трезвости,
как отгул посреди недели.
Но общаясь возвышенным стилем,
каждый раз обивала пороги
этой местности – genius loci, –
изучая стаканы, или
собутыльника, так вернее.
И прекрасно читала письма
по утрам после чая «Лисма» –
подивился бы сам Вермеер
и услужливый почтальон.
Хорошо, что, по крайней мере,
существуют входные двери
для того, чтобы выйти вон.
Эти встречи – такая ссуда
под залог непростой привычки –
уезжать на дневной электричке,
дребезжа, как пустая посуда.
в инете нашла